Веру не боялся только Владимир. Их взгляды совпадали. Отец Набокова погиб от руки черносотенца-антисемита, защищая от пули соратника П. Н. Милюкова.
Через восемь месяцев после знакомства Владимир писал Вере: «Зачем тебе маска? Ты — моя маска!» Через два года они поженились. Таинство брака напоминало секретную операцию. Свидетелями пригласили дальних родственников, чтобы не разболтали. Никаких фотографий и торжеств. 15 апреля 1925 года молодые заскочили на ужин в дом Веры и между первым и вторым блюдом сообщили: «Да, кстати, сегодня утром мы поженились».
Причин для скрытности было две. Набоков опасался «травли» знакомых, которые наверняка осудили бы брак русского и еврейки. Действительно, поползли слухи, что Верочка принудила Владимира идти в загс под пистолетом. Веру терзал другой демон. В пору ухаживания Набоков вручил ей донжуанский список своих возлюбленных, аккуратно напечатанный на бланке издательства Евсея Слонима.
Традиция составлять подобные списки пошла от А. С. Пушкина — они насчитывали шестнадцать серьезных романов и восемнадцать мимолетных. В неполном списке двадцатипятилетнего Набокова значилось двадцать восемь имен … Невозможно представить имя Веры рядом с порядковым номером — это удар наотмашь по ее самолюбию. Она была согласна стать тенью мужа, но абсолютной, единственной и всепоглощающей — остальных не существовало в природе.
Набоков называл союз с Верой «божественным пасьянсом». Ему досталась жена, каких не бывает. Bepа трудилась за двоих, обеспечивая Владимиру возможность писать. Не имея образования, но со знанием четырех языков, она работала секретарем, переводчиком, стенографисткой, а по ночам набирала на машинке рукописные тексты мужа.
Утро Набокова начиналось с фирменного коктейля жены: яйцо, какао, апельсиновый сок, красное вино. Он сидел дома и творил: в часы вдохновения — по 15-20 страниц в день, в иные — вымучивал тринадцать строчек за 17 часов. Ни слова упрека — гений вне критики (в гениальности мужа Вера не сомневалась никогда). Более того, позже она будет отрицать, что долгие годы содержала семью, — чтобы не навредить репутации Набокова.
За пятнадцать лет брака Набоков создал девять романов, не считая сборников стихов и рассказов. 9 мая 1934 года Вера родила сына . Владимир не замечал беременности жены пять месяцев — он творил! Знакомые удивлялись, что в семье Набоковых вообще могли родиться дети — настолько супруги были замкнуты друг на друге и самодостаточны. Впечатление было верным лишь отчасти.
В разгар мирового экономического кризиса 30-х гг. в Германии к власти пришли нацисты. На дверях офисов появились таблички «Евреям вход запрещен!» — Вера уже не могла прокормить семьюиз трех человек. Центр русской эмиграции переместился из Берлина в Париж — у Набокова не осталось читателей.
Когда гений донашивал последние брюки, друзья организовали для него литературный тур по европейским странам, чтобы он мог хоть что-то заработать и вывезти семью. В январе 1937 года Вера проводила Владимира на поезд. Они не привыкли разлучаться — Набоков писал домой иногда по два письма в день. Через месяц почта принесла анонимный конверт: в письме на четырех страницах «доброжелатель» расписывал роман Владимира с некоей Ириной Гуаданини, русской эмигранткой 32 лет, разведенной дрессировщицей пуделей.
Набоков писал жене: «Я и не сомневался, что «слухи» доползут до Берлина. Морды скользкие набить их распространителям! Мне, в конце концов, наплевать на гадости, которые с удовольствием говорятся обо мне, и, думаю, тебе тоже следует наплевать. Жизнь моя, любовь моя. Целую твои руки, твои милые губы, твой голубой височек».
Вера Набокова. 1939.
Вера не поверила мужу. Он действительно в ней нуждался («.. без того воздуха, что исходит от тебя, я не могу ни думать, ни писать — ничего не могу !»), но почему-то звал ее с сыном не в Париж, где жила Гуаданини, а на Ривьеру. Четыре месяца Вера переносила встречу и вдруг решительно заявила, что она с сыном едет в Чехословакию, к матери Владимира: надо показать бабушке внука — там и встретимся!
Безумная идея для нищих эмигрантов. Но, может быть, вдали от разлучницы и в присутствии матери муж скорее вспомнит о семейных ценностях? Казалось, план по возвращению блудного мужа в лоно семьи удался — встреча состоялась, Владимир клялся в любви жене и сыну. В июле 1937 года Набоковы вернулись во Францию и поселились в Каннах. Тут-то Вера и нашла письма мужа к Ирине, датированные чешским периодом. Между супругами состоялся решительный разговор — Вера поставила Владимира перед выбором: или семья, или любовница.
Неизвестно, что выбрал бы Набоков (ультиматумы убивают чувства), но неожиданно в Канны примчалась Ирина Гуаданини . Без предупреждения, тайком, она выследила Владимира с сыном, когда они нежились на пляже. Назначила ему встречу. И Набоков испугался, увидев любовницу в преступной близости от семьи. Эта встреча с Гуаданини была последней — по требованию Веры он попросил Ирину вернуть его письма . Испытание чувств длилось восемь месяцев. Через три года семья Набоковых эмигрировала в США с сотней долларов в кармане.
Ирина Гуаданини. (Из частного собрания.)
В Америке их никто не ждал — кроме девочки-литагента, подарившей им пишущую машинку, и нескольких знакомых, поделившихся обносками и временной крышей над головой. Они приехали из нищеты в нищету. Но отныне Набоков будет именовать себя «американским писателем».
Путь к мировой славе займет долгие пятнадцать лет. В Америке Вера поседеет, а Набоков прибавит в весе 35 килограммов (когда бросит курить). Вере тяжело давалась роль профессорской жены, требовавшая публичных реверансов, Владимир чувствовал себя на публике как рыба в воде, и его счастье искупало любые трудности.
