В книге Михаила Зощенко «Перед восходом солнца» есть горькое признание: «В ту войну прапорщики жили в среднем не больше двенадцати дней». Был и такой романс в начале прошлого века «Мой милый прапорщик». Но была и пословица: «Курица не птица, прапорщик не офицер». Да и сам этот чин 13 класса по Табели о рангах присваивался в российской императорской армии только в военное время.
И, тем не менее – чин прапорщика был самым массовым в офицерском корпусе. Тысячи прапорщиков геройски полегли на всех фронтах Великой войны вместе со своими бойцами. Честь им и память. Мы же расскажем о судьбах всего трёх прапорщиков из сонма младших офицеров царской армии.
Незадолго до начала Первой мировой войны в 25-й сапёрный батальон 6-й сапёрной бригады Московского военного округа, расквартированной в Старице, что в Тверской губернии, прибыл вольноопределяющийся Сергей Вавилов. Мало кто знал в батальоне, что этот молодой человек в солдатских погонах, окаймлённых пёстрым кантом, говорящим о его добровольном поступлении на военную службу, блестяще закончил физико-математический факультет Московского императорского университета и уже имел научную степень. Ему бы и дальше шагать по ступеням научной карьеры, а он оставил науку и надел солдатскую гимнастёрку. На то были свои причины. Молодой физик, будущий основатель советской школы физической оптики, поступил так в знак протеста против реакционной, как он считал, политики министра народного просвещения Л.А. Кассо. Это был поступок! Отказаться от престижной работы на кафедре, от подготовки к профессорской степени…
Ефрейтор Сергей Вавилов в сапёрном батальоне. 1915 г.
На военной службе Вавилов проявлял те же качества, что и в учёбе – добросовестность, самодисциплину, трудолюбие, и очень скоро его погоны пересекла лычка ефрейтора. Офицеры за глаза называли его «ефрейтор в пенсне». Вавилов и сам понимал, как нелепо выглядит пенсне на носу ефрейтора, и поэтому нацеплял стеклышки лишь в тех случаях, когда писал дневник или письма. Вот таким он и был в сапёрных войсках – ефрейтором в пенсне и с серебряным значком Московского императорского университета на гимнастёрке. Положение «вольнопера» избавляло его от нарядов на хозработы, но все остальные солдатские обязанности ложились на его плечи полной мерой: он и мостовые сваи забивал, и рогатки ставил, и колючую проволоку тянул – да мало ли ещё каких работ выпадает на долю сапёра?! Постигал физику твёрдого тела не в лабораториях, а на жестокой практике войны.
С началом войны батальон был направлен в Польшу под Люблин. Оттуда и начался его кружной боевой путь по городам, местечками и селам Польши, Белоруссии, Литвы, Галиции…
«Всё-таки я – зритель и любуюсь чудной игрой природы. Какая радость погружаться в этот стройный и простой мир. По-прежнему останавливаю свою лошадь среди леса и смотрю, слушаю и немею. Мы – зрители плохие, стараемся найти изнанку декораций и бутафории (наука), но иногда просыпается истинный – божественный зритель. И стоишь очарованный, смотришь и смотришь».
Прапорщик инженерных войск С. Вавилов. 1916 г.
В его походных дневниках множество заметок, достойных пера этнографа, искусствоведа, фенолога, философа… Поражает жадное внимание ко всему – к людям, иконам, архитектуре, природе, литературе. Необычный солдат не расставался с карманным томиком «Фауста» на немецком языке. Все поля его были исписаны заметками, а когда поля кончились, к томику были подшиты в новом переплете две тетрадки по 50 страниц, в которых Вавилов продолжал делать записи. Доктор Фауст был его кумиром.
«Вот всю жизнь тянет к одному, лет с восьми, – признавался он самому себе, – Фауст, алхимическая игра с колбами, жидкостями, Леонардо, Джорджоне, Пьеро да Франческо, Дюрер. Через красоту к загадочной символике, науке, философии. Это – органическое, искони с детства…».
5 июля 1915 года. «По звуку определяю, что бой идёт в 30-40 верстах отсюда к югу… Поселился в каком-то пустом доме, видимо, в конторе с телефоном на столе. У помещика прелестный старый дом с колоннами, с высокой польской крышей». И здесь же – рисунок усадебного дома.
Рисунок С.Вавилова из походного военного дневника.
«В комнате тихо, только шум в ушах, да часы тикают, да лампа еле светит, и хочется заплакать». Одна фраза, а сколько настроения. И снова рисунок комнаты.
Он писал эпиграммы, сонеты и даже романсы.
В тяжёлом сне поникнул монастырь
И башен замка гордые скелеты,
Не смыла их волна упрямой Леты,
И пощадила окровавленная Стырь.
Рисунок С.Вавилова из походного военного дневника.
Рисунок С.Вавилова из походного военного дневника.
