Раиса Абрамовна Козлова родилась в 1926 году в Донецке, тогда он назывался г. Сталино. Затем, когда в тридцатых годах начался на Украине голод, семья переехала под Волоколамск.
— Грянула Великая Отечественная. Брат, работавший в Москве в вагонном депо, пошел добровольцем на фронт. Немецко-фашистские оккупанты были под Москвой. Надо было рыть окопы, землянки, щели, чтобы там можно было спрятаться. Но усилия оказались напрасными: в результате осеннего ненастья все укрытия залило водой. Моей семье пришлось скитаться по лесам. Гитлеровцы принялись угонять скот, грабить население, сожгли вокзал.
Руины сожженного немцами поселка рядом с Волоколамском, 1941 г.
Есть было нечего, ходили на колхозные поля, хотя уже началась зима. Снега было выше крыши, стояли страшные морозы, а надеть было почти нечего. Идем полем, смотрим – бугор. Обрадуемся – может быть, там лошадь убитая замерзла… Конина-то на морозе долго не портится, убитую лошадь можно на еду пустить. Раскопаем, а это наш погибший боец. Хоронить сил нету, да и земля мерзлая. Поплачем над солдатиком, завернем ему ворот шинели на лицо, да и забросаем снегом, вот и все поминки по безвременно почившему защитнику Отечества. А что делать-то еще мы же слабосильные были…
Убитые кони красноармейской артиллерийской батареи спасли жизнь ребятишкам из разоренного города.
Идем дальше. Однажды отмахали по снежной целине километров пятнадцать, пока не наткнулись наконец на замерзший труп армейского коня. Мальчишки начали рубить тушу припасенными топорами и складывать куски мяса на санки. Я помочь хотела, но куда там: пока шла по снегу, совсем из сил выбилась, да и руки закоченели так, что топора не удержат… Села в снег и плачу. Ребята меня не поняли: тут над людьми-то не каждый слезу выдавить может. А она над убитым конем рыдает… Встряхнул меня один мальчонка:
— Райка, это не покойник. Это мясо, понимаешь. Еда, жизнь… Я приказываю тебе как старший: встань и живи. Вот, таскай в санки по кусочку!
Немцы берут Волоколамск, 1941 г.
И я встала. Прихватила закоченевшими, скрюченными руками кусочек конины, понесла… Кто знает, если бы ни этот окрик, может быть, я бы и домой не дошла из той «экспедиции».
Еще с мамой по полям ходила, она уже вся больная была и голодная, еле передвигалась. Идем, плетемся, санки везем. Все замученные, оборванные, а тут немцы на машинах, мотоциклах, показывают на нас, что-то лопочут по-своему, смеются… Что убьют нас — не боялась. Сознание как будто отупело от голода и невзгод. Боялась что отнимут мерзлую конину или картошку, которую мы с таким трудом добывали из-под снега. Хотя зачем сытым немцам это все — их-то в армии кормят, да еще как — всю Европу ведь под себя подгребли, полсотни держав ограбили…
Придем домой — топим печку. Щепой да соломой — дров взять негде, да и нарубить было бы не под силу. Привезенные куски конины – на печку, ждем, когда оттают. Потом варим. С той самой мороженой картошкой. Иногда и пекли оладьи картофельные – на воде, из кожуры, чтобы ни крошки еды не пропало. А на утро опять есть хочется, опять собираемся в поле.
Зимой 1941-42 года Волоколамск был почти полностью разрушен.
Но, слава Богу, дождались наших. Смотрим в окно, а там что-то все белое от дома к дому движется. Оказалось, это наши разведчики – в маскхалатах.. И сразу завязался бой, и погнали немцев. А они все хватали, все тащили, грузили на телеги. Разграбили все, не знаю только, далеко ли увезли… К вечеру стрельба стихла, а над старой школой, где разместился штаб разведбата, был поднят красный флаг.
Красноармейцы-разведчики.
После освобождения нам стало легче, солдаты нас подкармливали, были такие сухари – во всю буханку. Но немцы не смирились с потерей города — все время нас бомбили. Потом железную дорогу починили, и поехали мы с мамой в Москву, в депо Москва – Рижская. Там и мама работала, и брат оттуда пошел добровольцем на фронт.
