Посетив штаб 13-й армии, командующий Николай Ватутин и член Военного совета фронта генерал-майор Константин Крайнюков 29 февраля в 16 часов 30 минут в сопровождении восьми автоматчиков отправились в расположение 60-й армии по маршруту Ровно-Гоща-Славута. Около восьми часов вечера автомобиль, в котором ехали Ватутин с Крайнюковым, и виллис с охраной разъехались в разные стороны на одной из развилок дорог. На северной околице села Милятин фары генеральского авто вырвали из темноты фигуры неизвестных вооруженных людей. Ватутин дал указание своему помощнику выяснить, что это за люди, как вдруг по автомобилю был открыт огонь из окон близлежащих домов.
Бой в Милятине был скоротечным, неорганизованным, спонтанным для обеих сторон, заурядная стычка, а не засада. Кортеж генерала — не войсковое подразделение для борьбы с партизанами, офицеры были вооружены лишь табельными ТТ, автомат имелся у водителя — но тот спаниковал. А вот украинские националисты, занявшие деревню, имели численность около 150 душ и располагали даже двумя пулеметами.
Водитель Крайнюкова Моноселидзе испугался и засуетился, в результате чего автомобиль выскочил с большой скоростью по дороге — прямо под обстрел… Шофера впоследствии даже судили.
В ходе перестрелки пуля угодила в бедро Ватутина — навылет.
В машине генералу только наложили жгут и перевязали рану. К тому же «виллис» на выезде с проселка застрял в болоте и пришлось дальше везти генерала в санях, которые Крайнюков попросил у местного населения. Путь к госпиталю был неблизок, а генерал был одет в зимнюю форму — и в рану на ноге вместе с пулей попали волокна от ватных штанов и теплого белья.
Как свидетельствует архивное дело о ходе лечения и смерти Н.Ватутина, первую помощь раненому оказали в тот же день врачи танковой бригады. Они провели зондирование раны, удалили сгустки крови и часть размозженных тканей. Лишь спустя сутки в госпитале 13-й Армии (Ровно) провели операцию по полной первичной хирургической обработке раны с раскрытием раневого канала и иссечением нежизнеспособного мускула. На ногу наложили глухую марлевую повязку с гипсовой лангетой.
Одна из последних фотографий Ватутина
В документе «Кто лечил товарища Ватутина» говорится, что 1 марта 1944-го в Ровно прибыли начальник санитарного управления фронта генерал-майор медслужбы Семека, главный хирург фронта полковник Гуревич, главный хирург Киевского военного округа генерал-майор заслуженный деятель науки Ищенко.
На следующий день самолетом из столицы прибыли заместитель главного хирурга Красной Армии генерал-лейтенант м/сл, заслуженный деятель науки Шамов и ведущий хирург московского госпиталя септических инфекций майор Кокин.
Врачи определили сквозное пулевое ранение со входным отверстием в верхней части правого бедра сзади, косым переломом кости и выходом пули на наружно-передней поверхности бедра. Отмечалось, что подобного типа ранения квалифицируются как тяжелые, влекущие свыше 25% смертности раненых.
«Товарищу Сталину И.В. Сегодня тов. Ватутин прибыл поездом в Киев. Я был у него в вагоне. Температура 38, самочувствие у него, по его личному заявлению, плохое. Ухудшилось оно при переезде из Ровно в Киев. В связи с этим он не хотел бы ехать сейчас в Москву, а остаться в Киеве и выждать, пока наступит улучшение. Я говорил с врачами: нач. санитарного управления I Украинского фронта тов. Семека, заместителем тов. Бурденко, тов. Шашовым и другими врачами, которые сопровождают тов. Ватутина. Все они единодушно заявляют, ранение у тов. Ватутина серьезное, но для жизни не опасное. По поводу временного оставления тов. Ватутина в Киеве они заявили, что на это нужно пойти и удовлетворить просьбу больного. В Киеве они обещают создать такие условия для лечения, какие имеются в Москве. Так как тов. Ватутину передали, что есть Ваш приказ доставить его для лечения в Москву, то в связи с состоянием здоровья он просит Вас временно для лечения ему остаться в Киеве. Со своей стороны я считаю целесообразным оставить тов. Ватутина в Киеве. Мы ему здесь создадим все условия для лечения. Прошу Вашего согласия на оставление тов. Ватутина для лечения в гор. Киеве.
Н.Хрущев 6.3.44»
В Киеве генерала вскоре перевели в отдельное, специально оборудованное здание (особняк на нынешней улице Липской, напротив отеля «Киев») со штатом лечащих и дежурных хирургов, терапевтов, медсестер, перевязочной и лабораторией. Все необходимое для лечения доставлялось с фронтового склада или самолетом из Москвы.
Никита Сергеевич практически каждый день докладывал в Москву о состоянии здоровья полководца (информацию принимал личный секретарь Верховного Поскребышев). Правда, когда Хрущев вовсю дискредитировал Сталина, то не удержался приписать «Хозяину» ответственность и за смерть Ватутина. Дескать, сверхподозрительный вождь запретил использовать импортируемый за золото с Запада пенициллин. Это ложь: сохранилась схема многочисленных инъекций Николаю Федоровичу именно этим препаратом.
7 марта провели хирургическую очистку раны, сняли гипс, причинявший дискомфорт полному больному. На 19-е сутки отмечалось удовлетворительное состояние больного, температура вечером — 38 градусов. Однако 23 марта наступило резкое ухудшение. Температура утром достигла критических 40,2 градуса (были даже подозрения на рецидив малярии).
«Врачи до сих пор не могут точно установить диагноз болезни», — сообщал Сталину Хрущев. Из Москвы дополнительно прибыл главный терапевт Красной Армии, профессор Вовси. 31 марта профессор Шамов провел операцию по удалению нагноений в области раны, о чем уже через 20 минут сообщили Верховному.
На следующий день Н. Хрущев проведал больного, найдя его «бодрым и с хорошим аппетитом». Ватутин «охотно откушал и даже попросил водки».
Однако 2 апреля генерал Шамов сообщил — результаты анализов свидетельствуют о «быстро назревающей катастрофе», идет общее инфицирование организма — сепсис. Из соображения секретности медицинскую карточку генерала выписали на имя Николая Николаева, саперного полковника. В отчете «Развитие заболевания у раненого тов. Николаева» отмечалось, что имеет место «тяжелое поражение организма, с септическим процессом раневого происхождения, приведшее к значительному угнетению и без того ослабленных функций организма». Отмечалась «слабая сопротивляемость организма» 43-летнего больного, продолжающееся образование возбудителями газовой инфекции в ране, что породило реальную угрозу для жизни больного.
На 23 день лечения произошла септическая интоксикация — вспышка тяжелого отравления организма от анаэробного инфекционного процесса в костно-мозговом канале верхнего отрезка бедренной кости. Переводя с медицинского языка на обычный — в поврежденной пулей кости развилась газовая гангрена. К лечению дополнительно привлекли профильных специалистов: доктора медицинских наук, бактериолога Покровского, ведущего фаготерапевта, доктора медицинских наук Кокина, завотделом гематологии Института академика Богомольца, профессора Юдина.
Мнения эскулапов разделились. Профессора Гуревич и Ищенко считали ампутацию конечности бесперспективною, «и вообще положение безнадежным» — ранение расположено слишком высоко по бедру, воспаление затронуло уже и брюшину. Генерал-медик Шамов видел шанс на спасение именно в высокой ампутации.
Спросили самого Ватутина. Мужественный человек спокойно обсудил с врачами перспективы увечащей операции, согласился с мнением Шамова и сказал:
— Надо отнять ногу — отнимайте. Генералы без ноги бывают, а вот без головы как-то видеть не приходилось, если выбор стоит — нога или голова, — пилите меня, только подыщите мне хорошего протезного мастера.
У Николая Федоровича еще хватало сил шутить…
Ватутин рассчитывал вернуться в строй — хотя бы на протезе, на штабную работу
Прилетевший в Киев главный хирург Красной Армии, генерал-полковник и академик, знаменитый Н.Бурденко положил конец дискуссиям: «выход из создавшегося положения вижу только в неотложной высокой ампутации правой ноги, несмотря на всю опасность этой операции». Вмешательство решили провести в течение двух суток, без всякой гарантии дальнейшего нераспространения инфекции.
К 4 апреля состояние больного оценивалось как «весьма тяжелое», температура колебалась от 38,2 до 40,2 градусов, нарастала сердечная слабость. Вечером 4 апреля Н.Хрущев испросил разрешения на рискованную операцию у И.Сталина. В известность поставили и супругу раненого Татьяну Романовну. Она просила Хрущева сделать все возможное для спасения мужа, не останавливаясь даже перед операцией, раз она может дать некоторые шансы.
Н.Хрущев сообщил И.Сталину: 5 апреля 1944 года, в 15 часов была проведена ампутация, и к 22 часам Н.Ватутин начал выходить из послеоперационного шока. Отсеченную ткань тут же подвергли лабораторному исследованию, выявив патологические изменения тканей, кости и костного мозга. Как доложил Хрущеву академик Бурденко, это полностью подтвердило целесообразность операции.
6 апреля в Киев прибыли знаменитый академик Стражеско, хирурги Кремлевской больницы, профессора Бакулев и Теревинский, из Харькова приехал единственный в СССР крупный специалист по иммунизации доноров профессор Коган. Несмотря на операцию, инфекция продолжала распространяться по организму. В некоторых местах тела, особенно — в локтевых изгибах — появились новые гнойные очаги. 13 апреля Н.Бурденко принял решение хирургически вскрывать гнойники.
Видимо, на некоторое время раненому стало лучше. 14 апреля генерал армии Николай Ватутин написал последний свой в своей жизни документ, карандашную записку И.Сталину на бланке Председателя Совета Народных Комиссаров УССР: «Дела идут очень плохи (так в тексте — Авт.). Бурденко меры принимает. Прошу кое-кого подстегнуть. Ватутин».
Что имел в виду военачальник, мы не знаем, видимо, до последнего надеялся, что административное воздействие «всесильного» Сталина спасет ему жизнь. В этот день врачи констатировали: «Состояние больного прогрессивно ухудшается», идет общая тяжелая интоксикация организма.
В 1 час 40 минут 15 апреля именитая группа медиков во главе с Н.Бурденко письменно доложила Н.Хрущеву: «В 1.30 15 04 с.г. т. Ватутин скончался при явлениях нарастающей сердечной слабости и отека легких».
Прощание с Ватутиным. У гроба — мама, жена и сын генерала
В смерти генерала Сталин обвиняет Хрущева… В «Воспоминаниях» Никита Сергеевич негодует по этому поводу, не скрывая эмоций:
«Это я допустил?! Тут Бурденко ничего не мог сделать, а что я могу сделать — простой человек, не доктор? Он же сам запретил пенициллин использовать, но об этом он, конечно, не говорил мне — чувствовал, наверное, что это плохое впечатление произвело. Я не спрашивал Сталина об этом, потому что если бы я спросил, то это звучало бы каким-то упреком…»
В час погребения генералу армии Ватутину была отдана последняя воинская почесть — в Москве прозвучал салют в двадцать четыре залпа из двадцати четырех орудий. Николай Федорович Ватутин 6 мая 1965 г. был посмертно представлен к званию Героя Советского Союза.
источник: polkrf.ru
