Командир женской роты снайперов Гвардии старший лейтенант Нина Лобковская

После стажировки в 21-й Гвардейской дивизии нашу роту отвели на короткий отдых, а затем пригласили на армейский слёт снайперов. На него прибыли лучшие снайперы армии. Тут были известные на всю армию снайперы Михаил Буденков, Михаил Ганночка, Николай Санин, Степан Петренко, Иван Ткачёв и многие другие мастера меткой стрельбы, имевшие на своём счету десятки и сотни уничтоженных гитлеровцев.

После слёта, пока армия готовилась к наступательным боям, мне с группой девушек было поручено обучать снайперскому делу молодых воинов. Остальная часть роты была направлена в 357-ю стрелковую ордена Суворова дивизию, которая занимала оборонительные рубежи в районе крупного железнодорожного узла Новосокольники. После обучения бойцов туда была направлена и наша группа. За долгие месяцы обороны советские войска и противник «глубоко зарылись» в землю. На переднем плане появилась сложная система ходов сообщений. Очень трудно было в этих условиях вести снайперскую «охоту». Приходилось выбираться на нейтральную полосу, в засаду, и от зари до темноты выслеживать врага. Порой проходили недели, — и всё безрезультатно. Сидеть в грязи, по колено в воде и вести наблюдение за противником было очень муторно. Но вот наконец, готовясь к наступлению армии, командование 357-й дивизии на соседнем участке, где действовала группа наших девушек, решило провести разведку боем, чтобы взять «языка», уточнить систему огня и построение вражеской обороны.

Таня Кузина, Маша Аксёнова, Соня Кутломометова и Таня Комарова имели в этом бою задачу: огнём и дымовой завесой прикрыть возвращение разведчиков. Когда разведчики возвращались с «языком», гитлеровцы их заметили и открыли пулемётный огонь. Девушки стали быстро бросать на пути отхода дымовые шашки. Противник, лишившись возможности вести по группе захвата прицельный огонь, стал бить из миномётов по нейтральной полосе — очагу домовой завесы. Вскоре Таня Кузина, Маша Аксёнова и Тоня Комарова получили осколочные ранения. Находясь на соседнем участке и узнав об этом, мы прибежали проститься с подругами. Они лежали на повозках, в бинтах и бледные от потери крови. Было видно, что их мучает боль, но девчата сдерживали стоны и тоже пытались улыбаться нам. Мы же, сдерживая слёзы, говорили им какие-то бодрые, утешительные слова, а сердца разрывались от жалости и печали. Было невыносимо и противоестественно видеть истерзанных вражеской сталью молодых и красивых девушек.

Таня Кузина и Маша Аксёнова больше к нам не вернулись по состоянию здоровья, а Тоня Комарова после госпиталя, несмотря на инвалидность и предложение остаться в снайперской школе, летом 1944 года вновь прибыла на фронт, разыскала нас и продолжала уничтожать захватчиков. Впоследствии она была удостоена ордена Красной Звезды и многих медалей.

Через несколько дней группу снайперов из 357-й стрелковой дивизии отозвали в 153-й армейский запасной полк, который должен был занять участок обороны на рубеже Раструбово — Святая — Клеши для участия в Невельской операции. Но в обороне мы стояли недолго. Вскоре вслед за частями 3-й Ударной армии 153-й стрелковый полк, прорвав оборону, с боями продвигался на запад.

Командир женской роты снайперов Гвардии старший лейтенант Нина Лобковская
В период наступательных боёв снайперская рота находилась в стрелковых подразделениях, вместе с солдатами ходила в атаку, выбивала врага из деревень и железнодорожных станций. Особенно трудны были многокилометровые марши по заболоченным лесам. Просёлочные дороги от обилия дождей и беспрерывного движения пехоты и техники превращались в жидкое и топкое месиво. Насквозь промокшие под проливными дождями, по колено в грязи мы держали друг друга под руки, чтобы не заснуть на ходу, а если кто засыпал или падал, то идущие рядом помогали товарищу идти дальше. Было очень трудно. Даже лошади не выдерживали и, выбившись из сил, падали. Передвижение проводилось скрытно, только ночью, а днём укрывались в лесу от «рамы» — самолёта-разведчика. Бывало, выберем ель или сосну поразвесистей, набросаем хвойный лапник, завернёмся в плащ-палатку и, прижавшись друг к другу, заснём как убитые. А проснёмся от страшного холода и сырости, так как болотная вода пропитала подстилку, ватные брюки и телогрейку.

Одной из самых ярких страниц осенне-зимнего наступления 3-й Ударной армии была операция по освобождению города Невель. 6 октября после мощного артобстрела части 21-й и 46-й Гвардейских стрелковых дивизий при поддержке 78-й танковой бригады ворвались в город. Немецкие регулировщики, приняв танки за свои, указывали им дорогу вперёд. В это время на железнодорожной станции гитлеровцы производили посадку юношей и девушек для отправки в Германию. В горячей схватке автоматчики перебили охрану и освободили узников из вагонов. Измученные, но счастливые женщины, подростки со слезами бросались бойцам на шею, целовали и благодарили своих спасителей.

Освободив Невель, войска 21-й Гвардейской дивизии заняли оборону и начали укреплять позиции. В это время снайперскую роту вновь направили в распоряжение дивизии генерал-майора Д. В. Михайлова. Моя группа попала в 59-й Гвардейский полк, которым командовал майор Соловьёв. Здесь мы получили специальную боевую задачу: не допустить, чтобы новое оружие, которое появилось в полку — огнемёты, попали в руки врага. Мы сразу разместились снайперскими парами по линии нашего участка обороны и хорошо замаскировали наши ячейки и огнемёты.

С потерей Невеля, крупного транспортного узла, опорного пункта, где были сосредоточены склады продовольствия и боеприпасов, немцы не могли смириться. Они спешно перебрасывали свои резервы на наш участок и ожесточённо дрались с нашими войсками, теперь уже оборонявшими Невель. Десятки вражеских самолётов непрерывно бомбили наши позиции, им вторила немецкая артиллерия. Снаряды и бомбы летели прямо на нас и рвались рядом. Вся земля на переднем крае была буквально вспахана. Вслед за бомбёжкой гитлеровцы предприняли 12 контратак, стремясь выбить нас с занятых позиций и во что бы то ни стало вернуть город. Но мы так вгрызлись в родную землю, что никакая сила не могла оторвать нас от неё.

Это был тяжёлый страшный бой. Но нам было не до страха, каждое мгновение этого сражения было заполнено боевой работой: мы отбивали контратаки, перевязывали раненых, стреляли не только из винтовок, но и из пулемёта, когда был ранен наш пулемётчик. А когда был ранен в плечо наш огнемётчик, я и Вера Артамонова, моя снайперская напарница, перевязали его и помогли направить огнемёт на врага. Это был самый страшный бой в моей жизни. Как мы уцелели, одному Богу известно…

На следующий день после этого боя мы узнали из сообщений по радио, что за мужество и стойкость, проявленные в Невельской операции, 21-я Гвардейская дивизия, 78-я танковая бригада и другие подразделения, участвовавшие в операции, удостоены почётного наименования «Невельские». Нам, девушкам-снайперам присвоили звание Гвардейцев, и командир дивизии вручил нам гвардейские значки. В этот день Москва салютовала доблестным воинам, освободившим город Невель, 12 артиллерийскими залпами из 124 орудий. 3945 воинов армии получили правительственные награды. Среди них 5 девушек-снайперов, награждённых орденами Красного Знамени. Это Гвардии сержанты: К. В. Маринкина , Н. П. Обуховская, Л. А. Онянова, Е. Г. Мотина и Н. А. Лобковская.

Вскоре после Невельской операции, получив пополнение, дивизия продолжала наступательные бои, в результате которых были освобождены сотни сёл и деревень Невельского района. Противник оказывал ожесточённое сопротивление. Каждое село, шоссейную или железнодорожную дорогу приходилось брать с боем. Особенно тяжёлые, кровопролитные бои шили в районе деревень Сысоево, Гатчино и Мотовилиха. Лесисто-болотистая местность здесь пересечена извилистой рекой. Враг находился здесь в более выгодном положении. Отступая, противник занял господствующую над местностью высоту и прямой наводкой простреливал наши позиции. Чтобы выбить врага, ночью саперы навели через реку понтонный мост, по которому на другой берег перебралась ударная группа, куда входили снайперская рота и несколько танков. В результате смелой и решительной рукопашной схватки гвардейцам удалось выбить врага из первой линии траншей и на небольшом участке закрепиться.

Помню, день уже клонился к вечеру, когда наступило затишье. Мы все с нетерпением ждали наступления темноты и подкрепления. Недалеко от окопа, где укрылись мы с Верой, стоял подбитый танк. Каково же было удивление, когда в наступившей тишине услышали стоны и просьбы о помощи. Стоны становились всё громче и настойчивее. Вера и я (мы по-прежнему были в паре) стали обдумывать, как пробраться к танку и помочь раненым. Преодолевая кочки и колючий кустарник, ползком доползли до танка, стучим. В ответ брань и слова, что советские люди умирают, но не сдаются врагу. Стали их убеждать, что мы русские девчата-снайперы. Услышав родную речь, танкисты открыли десантный люк. Прямым попаданием снаряда был убит водитель танка, а командир и наводчик серьёзно ранены. В особо тяжёлом состоянии был командир, который из-за большой потери крови и тяжёлого ранения был без сознания.

Вытащить его из танка оказалось нелёгким делом. С большим трудом извлекли его и, прячась за танком, как могли, перевязали, уложили на плащ-палатку и поползли назад. Тащить приходилось ползком. Сил не хватало. Руками и зубами, ухватившись за углы палатки, метр за метром подтаскивали грузное тело танкиста к своим окопам. Наводчик помочь не мог, так как тяжело раненный в ногу едва сам передвигался и с трудом полз за нами, волоча своё и наше оружие. Командир иногда приходил в себя и от сильной боли громко стонал, просил воды. Мы уговаривали его потерпеть ещё немного, не стонать, иначе услышат гитлеровцы и накроют миной. Казалось, прошла вечность, пока достигли укрытия. Мы были счастливы тем, что спасли танкистов. Ещё большую радость я испытала, когда через 20 лет Гвардии полковник Попов, увидев в «Огоньке» мой портрет, разыскал меня в Москве. Сидя у меня дома с женой и сыном, он взволнованно рассказывал, как две девушки, беленькая и чёрненькая, спасли его. «Чёрненькой» была я.

На следующий день бой продолжался. Тяжело ранило командира батальона, погиб командир роты, были убиты и ранены многие солдаты. Враг перед наступлением темноты в 13-й раз пошёл в атаку. Мы понимали, что наступила последняя решающая минута: если дрогнем — все жертвы напрасны. И вот враг уже совсем близко. Казалось, ещё секунда — и сомнут нас. В этот решающий миг на бруствере траншеи появилась маленькая, но решительная фигура Гали Кочетковой. Она звонко крикнула: «За мной, ребята, я, девчонка, и то не боюсь!» Вслед за ней из траншей все, кто был жив и легко ранен, с криками «Ура!» бросились в отчаянную контратаку. Противник не выдержал дерзкой вылазки и повернул назад. Мы не преследовали врага. Галя в этой лихой атаке осталась живой. Мы были восхищены своей подругой, а командование представило её к награде. Но, увы, Галя своей награды и не увидела, так как вскоре в таком же тяжёлом бою погибла, оставив в нашей памяти нежный певучий голосок и образ хрупкой весёлой девушки из Рязани.

Через несколько дней мы вновь прорвали оборону противника. Наступательные бои были очень тяжёлые и кровопролитные, каждое село, каждую высотку приходилось брать штурмом. В этих боях кроме Гали погибло много девушек нашей роты: украинка из шахтёрского городка Брянка Клава Прядко, дочь татарского народа Соня Кутломометова и другие.

Участие в наступательных боях было для нас суровым испытанием, но наша рота его выдержала. Многие девушки были представлены к ордену Славы 3-й степени — Нина Белоброва, Маша Зубченко, Саша Виноградова, Ия Галиевская, Вера Артамонова, Тося Болтаева и другие. А 5 девушек — Саша Шляхо ва, Дуся Мотина, Нина Обуховская, Лида Онянова и я были награждены орденом Красного Знамени. Многие получили ордена Отечественной войны.

Командир женской роты снайперов Гвардии старший лейтенант Нина Лобковская
В конце декабря 1943 года 21-я Гвардейская дивизия сдала свой участок обороны 370-й стрелковой дивизии и ушла на перегруппировку. Нашу роту отвели на отдых в район штаба армии. Разместили роту в большой санитарной палатке. При входе слева и справа находились нары из досок, покрытые сеном и соломой. С потолка спускалась прикреплённая к балке большая электрическая лампочка, заливавшая всё ярким ослепительным светом. После многомесячной окопной жизни в тесных, душных и сырых землянках и траншеях палатка показалась раем. Приехали уставшие, оборванные и грязные. Первым делом нас повели в деревенскую баню. Ох, какое это было наслаждение — после утомительных походов, жарких боёв, грязи и дымов попасть в баню, поплескаться в горячей воде, подышать сухим паром! После бани выдали чистое, новое бельё вместо нашего вшивого и грязного. Впервые за много дней спали спокойно и проспали более двух суток.

После осенне-зимних наступательных боёв 1943-1944 гг. на фронте наступило некоторое затишье. Соединения 3-й Ударной армии перешли к обороне. В дивизию прибывало пополнение, проводилось обучение, обмен боевым опытом, шла подготовка всех родов войск к новым наступательным боям. В мае в 153-й запасной стрелковый полк прибыло пополнение и для нашей роты из 10-й армии. Все девушки-снайперы были собраны в одну группу и направлены в нашу армейскую роту снайперов. Так образовался 3-й взвод нашей роты.

В июне состоялся второй армейский слёт снайперов. На него собрались лучшие, известные всей армии мастера меткого огня. На слёт были приглашены и мы. В работе слёта приняли участие члены Военного совета, начальник штаба армии, командиры дивизий и полков, в том числе и новый командующий армией генерал-лейтенант В. А. Юшкевич. Они принимали участие в учебных занятиях, на которых снайперы обменивались опытом, присутствовали на практических стрельбах. Девчата на этом слёте вновь не посрамили ни себя, ни школы и показали хорошие результаты.

После слта командование поощрило девушек 1-го взвода отпуском домой на целый месяц. А меня, к глубокому огорчению, не только не отпустили в отпуск, но и назначили командиром 2-го взвода, сформированного из пополнения. Делать было нечего, пришлось снова брать свою «снайперку» в руки и ехать в дивизию с новым пополнением. Девушки встретили меня приветливо и даже с восторгом, видя мои боевые награды. Вскоре штаб армии направил 2-й взвод в 1253-й полк 379-й стрелковой дивизии, которая занимала оборонительные позиции в районе реки Великая и городов Новосокольники — Сабеж. В расположение полка прибыли на машине. Весть о приезде девушек-снайперов воины окопного плана всегда встречали тепло и приветливо. Солдаты и командиры охотно оказывали помощь и поддержку.

Однажды перед расположением 2-го батальона был замечен немецкий снайпер, который каждый день подстреливал наших бойцов, пробиравшихся к походной кухне или за боеприпасами. В эту роту направилась я с Верой Кабирнюк и её напарницей Машей Путевских. Разместились на разных направлениях, на стыке траншей, определив каждой сектор наблюдения и обстрела. Местность была пересеченная, лесистая, впереди высотка. Откуда стрелял снайпер, солдаты сказать не могли. Началось терпеливое изучение переднего края противника и выслеживание снайпера. Мы установили, что у противника сплошной линии траншей на этом участке нет. К высотке, на которой находился противник, с тыльной стороны подходил лес, что давало возможность врагу скрытно подходить к ней. А наши траншеи проходили по небольшой возвышенности. Так что между нами и немцами была небольшая лощина шириной 200-250 метров. На третий день утро было тихое, воздух прозрачным, солнце освещало оборону противника. Вдруг прозвучал выстрел, и нам удалось засечь его по лёгкому дымку на фоне леса и определить район, откуда стреляли. На этом месте и сосредоточили всё внимание.

На следующий день, ещё до восхода солнца, прибыли на место, устремили взоры вперёд. Вдруг вижу невооружённым взглядом — метров 30-40 левее от моего ориентира стоит немецкий солдат, в белой рубашке, китель на плечах, офицерская фуражка на голове, и рассматривает нашу оборону. В первое мгновение даже растерялась, увидев его так близко и чётко. Но тут же осознав, что это враг, взяла на мушку и выстрелила. Однако поторопилась и попала в фуражку. Фуражка упала, а он стоит. Фриц понял, что стрелял снайпер, помахал мне кулаком и исчез. С этого момента началась наша дуэль не на жизнь, а на смерть…

Мы не видели, но постоянно чувствовали его присутствие. Мы всячески вызывали его на выстрелы, и однажды он выстрелил на приманку Веры Кабирнюк, что подтвердило его местоположение. А вечером, когда солнце осветило нашу сторону, я допустила оплошность, не закрыв затемнителем окуляр прицела — и солнечный луч попал на оптику. Враг сразу выстрелил, пуля попала в металлическую оправу прицела и рикошетом пошла в каску, ранив меня в висок. Я ухватилась за голову, боли не чувствую, а кровь течёт, правда, не очень сильно. В одно мгновение, оставив свою винтовку в прежнем положении, метнулась к Вере. Схватила её винтовку и с её ракурса стала наблюдать за ним. Когда он приподнялся на фоне неба и сквозь кусты появился контур его каски, я взяла прицел ниже каски и выстрелила. Кусты чуть наклонились, и что-то покатилось вниз по склону. Больше оттуда не стреляли.

Пленные, взятые на этом участке, показали: это был не снайпер, а офицер, командир подразделения. Этот офицер тренировался в стрельбе по нашим солдатам. Это был единственный гитлеровец из 89, мною уничтоженных, которого я видела в лицо и восприняла как человека. Обычно же мы стреляли, как в школе, как бы по мишеням, зная, что это враг, который пришёл в нашу страну грабить и убивать. При этом было одно желание — скорее освободить нашу землю от насильников — фашистов и закончить войну. Мне же из этой дуэли на всю жизнь запомнился грозный кулак и остался шрам на лбу от пули, которая чуть не лишила меня жизни.

2-й Прибалтийский фронт.

В начале октября 1944 года армейскую роту снайперов в 4-й раз направили в 21-ю Гвардейскую дивизию, ставшую нам родной. К тому времени она вела ожесточённые бои в районе города Добеле. Помню, в 5 часов утра, как обычно, нас разбудил часовой. Мы быстро собрались и через 20 минут были готовы отправиться в путь. Рассвет только начинался. Вдруг ко мне подходит Тоня Бойкова, в паре с которой я шла на охоту, и говорит: «Знаешь, Нина, мне сегодня не по себе, наверное, меня сегодня убьют». Я, успокаивая её, говорила, что это просто результат нервного перенапряжения, а также предложила ей остаться за дневального. Она немного подумала, а потом, усмехнувшись, ответила: «Нет уж, прятаться я не стану, если суждено мне погибнуть, так уж пусть на боевом посту, а не в землянке».

Пришли на место вовремя. На этот раз наша ячейка находилась на «нейтралке», выдвинутая на 70-80 метров от наших траншей к шоссейной дороге, которую мы должны были охранять. Опасаясь, как бы нас не схватили «языками», я вылезла из ячейки на поверхность так, чтобы видны были подходы к нам, и замаскировалась в кустах рядом с ячейкой. Тоня вела наблюдение из ячейки. Перед нами большая поляна, вдали в 200-300 метрах опушка леса. Шоссейная дорога как бы рассекала позиции врага. Наша задача состояла в наблюдении и воспрепятствовании движения противника через «большак». Вскоре Тоня обнаружила, что немцы перебегают дорогу. Я также засекла участок леса, где у фашистов было наибольшее движение.

Вдруг Тоня говорит: «Наблюдай в сектор Б, я стреляю». Я быстро переключилась в её сектор и вижу в бинокль: в 30 метрах от дороги промелькнула фигура фрица и сразу исчезла, затем появилась у подножия насыпи дороги. В тот момент, когда фашист появился на шоссе, Тоня выстрелила. Но он продолжал двигаться и, добежав до левого края дороги, скрылся. Не попасть на дистанции 200-300 метров в такую цель было просто абсурдно. Цель была почти во весь рост — и вот тебе промах. Я спрашиваю: «Что случилось? Почему промах?» Она отвечает: «Почему-то волнуюсь и какая-то непонятная дрожь». Я попросила больше не стрелять и вести наблюдение за моим участком, на котором в глубине леса 3 человека пробирались от дерева к дереву к опушке леса. Подойдя ближе, они долго стояли за деревьями, выглядывая из-за них. На переднем крае стояла тишина, лучи осеннего солнца ярко освещали поляну, и только редкие одиночные выстрелы нарушали эту тишину. Тониного выстрела они, очевидно, не заметили.

Наконец, один из них вышел из своего укрытия, сел на корточки и разложил на коленях карту. Он что-то наносил на неё, а двое, стоявшие за деревьями, вели наблюдение. Я решила первым выстрелом уложить сидячего, это был наверняка старший. Не успела нажать на спусковой курок, как раздался выстрел, вслед за ним последовал мой. Одновременно с выстрелом почувствовала удар. Сначала не поняла, где возникла боль, и думала, что это удар от плохо прижатой винтовки. Но — увы. Скатилась в ячейку и вижу: Тоня в странной позе лежит на дне ячейки с окровавленной головой. Быстро вытащила перевязочный пакет и бросилась к ней. Но помощь была уже не нужна. Кровь била фонтаном, лицо Тони быстро из розового превращалось в восковое…

Я впервые так близко видела страшную «смерть», и сердце моё содрогнулось от жуткого страха. Мысли панически заметались: «Что делать?» Если поползу, пулемётчик, который убил Тоню и ранил меня, перережет пулемётной очередью. Если останусь в ячейке, сообщит своим артиллеристам, и меня накроют артогнем или минами. В общем, я решила лучше действовать, чем сидеть и ждать. Опершись на приступку, рывком выскакиваю из ячейки изо всех сил, не обращая внимания на боль в ноге, по-пластунски поползла к нашим траншеям. Как проползла 70-80 метров, не помню. Очутившись у траншеи, кубарем полетела вниз. В это время услышала свист мимо пролетевших пуль и дробь пулемётной очереди. Но было уже поздно. Меня подхватили солдаты и потащили вглубь обороны. И вовремя, так как вслед последовал яростный миномётный обстрел. Стреляли по нашей ячейке. Вражеский пулемётчик дал точные координаты. Меня отправили в госпиталь, а Тоню с наступлением темноты вытащили из ячейки и похоронили в латвийском городе Добеле.

Я часто вспоминаю Тоню и думаю о её поразительном предчувствии и о её горячем желании служить Родине и сражаться за её честь и достоинство на поле боя. Какой пример патриотизма простой девушки, единственным богатством которой была советская Отчизна.

Читай продолжение на следующей странице
AesliB