«Мы застряли прямо у ворот Москвы…»

Впечатления генерала вермахта Готхарда Хейнрици о войне в России. Октябрь 1941 г.

Запись в дневнике (юго-восточнее Рославля), 1 октября 1941 года.

В своём выдающемся обращении фюрер подчёркивает важность решающей битвы. Скоро узнаем, будет ли наш подход соответствовать этим ожиданиям. Мы полагаем, что он мелковат и не выльется в чаемое окружение масс противника. И всё же будет очень плохо, если много русских сможет улизнуть. Тогда у них будет всё же достаточно ресурсов, чтобы за зиму перестроить свою армию.

"Мы застряли прямо у ворот Москвы..."

Атака группы армий «Центр» 2 октября 1941 года должна была обеспечить прорыв к Москве. «Операция Тайфун» поначалу привела к победам немцев в битве за Вязьму и Брянск. Во время этой операции XXXXIII армейский корпус пересёк реку Десна у Жуковки (северо-западнее Брянска) с 52-й и 131-й пехотными дивизиями, наступал на Жиздру и сформировал северный фланг брянского окружения.

Письмо семье (Бытошь), 8 октября 1941 года.

Вновь нахожусь в классе в школе, сижу и пишу на школьной скамье. Холодный осенний ветер обрывает листья с деревьев вокруг разрушенной церкви, что стоит напротив. Она окружена руинами разграбленного склепа того семейства, что раньше было благодетелем местной деревни. Склеп, наверное, был уничтожен 23 года назад во время революции. Никто так и не озаботился прибраться. Имение, что когда-то было собственностью богатой семьи стекольщиков-промышленников, было превращено в партсобрание. Теперь только дымоходы и остались. На другой стороне всё ещё дымятся руины фабрики, которую спалили партизаны при подходе немцев. В сарае, где хранятся дрова, лежат остатки порубленного иконостаса, бывшего гордостью местной церкви. Там же можно найти ошмётки роскошных церковных книг и Библий, обитых кожей и бархатом. Всё, что было прекрасного в этой стране — всё было полностью уничтожено большевизмом. Немногое оставшееся будет добито этой войной.

2 октября своей атакой вновь застали врага врасплох. Мы и подумать не могли, что такое может случиться, учитывая наши открытые манёвры. Русские не знали ни времени, ни направления атаки. В результате, после прорыва вражеских линий целый корпус смог, не вступая в контакт с противником, два дня шагать вперёд, включая мою собственную левофланговую дивизию. Тем не менее, до конца сражения ещё далеко. Теперь ждём, что окружённый противник с отчаянной смелостью попытается прорваться. Мы уже дважды видели, что это значит.

Но в общем и целом надо сказать, что противник уже повержен, и что теперь он потеряет оставшееся ядро своей армии, которой предполагалось защищать Москву. В конце месяца у него не будет ни его столицы, ни знаменитого заводского региона в Донецком бассейне, и останется он лишь с чудовищно ослабленной армией. Нелегко будет русскому восполнить эти потери. Но и мы не можем предполагать, что война с ним подошла к концу. Пока что каждый из военнопленных заявлял: да даже если вы отбросите нас к уральским горам, не будет мира между вами и нами. Большевик не может заключить мир с национал-социалистами. Соглашение между ними невозможно.

Да, нас сильно потрепало, но мы не побеждены. Мы полагаемся на огромные пространства нашей страны и на наши гигантские человеческие ресурсы. И на помощь Англии и Америки. Так что мы даже и не знаем, насколько далеко придётся пробивать себе путь в этой покинутой Богом стране. Вновь вокруг лишь лес, болото и плохие дороги. Пока что, в первые дни наступления погода была милостива. Но если пойдёт влажность, то у нас будут большие проблемы с продвижением.

Запись в дневнике, 10 октября 1941 года.

Чистое вечернее небо, примерно -5. Опять сделал запрос относительно зимнего обмундирования. Наши солдаты всё ещё носят свою летнюю униформу. Но командование группы армий приняло «принципиальное» решение, что боеприпасы и питание важнее, чем одежда. Как по мне, «принципиальные» решения по большей части неверны. Всегда можно отправить несколько вагонов, которые принесут много пользы. В данной же ситуации ни один из нижестоящих чинов не посмеет нарушить «принципиальное» решение. Даже полевая почта больше не доставляется, хотя в некоторых составах идут пустые вагоны.

Ещё до окончания окружения под Вязьмой и Брянском (18 и 20 октября, в общем 663,000 пленных) корпус Хейнрици наступал на северо-восток к реке Оке, проходя через Сухиничи и Козельск, и занял долину реки между Калугой, Лихвином и Белёвым. Распутица, начавшаяся 16 октября, препятствовала продвижению и наконец остановила его. С 19 октября XXXXIII корпус подчинялся 2-й танковой армии (Гудериан).

Письмо жене (Сухиничи), 16 октября 1941 года.

Сегодня наша 21-я годовщина. Я в Сухиничах, торговом городке северо-западнее Калуги. Весь день подряд шёл снег, из-за чего дороги превратились в чёрное бездонное болото. Сегодня ехал по дороге на Козельск и видел длинную вереницу утонувших, застопорившихся и сломавшихся грузовиков, безнадёжно застрявших. Примерно столько же дохлых лошадей валяются в грязи рядом с машинами. Мы тоже сегодня застряли из-за бездорожья.

Мы — т.е. мой корпус — начали новое окружение. В четвёртый раз за время этой кампании мы загнали отступающего русского и отрезали ему пути к отступлению. Вражеская армия под Брянском попыталась прорваться, тут мы и столкнулись. Четыре утомительных дня кровопролитных битв мы оттесняли их шаг за шагом, пока не смогли полностью их окружить. 15,000 пленных и 102 орудия стали добычей корпуса в эти первые дни. Мы дали другому корпусу полностью закрыть окружение, что трудности не составляло, а сами пошли на северо-запад. Русская армия рушится. Тут и там видны ясные признаки распада. Сегодня читал, что Лондон боится сепаратного мира между Россией и нами. Я и представить не могу, чтобы Гитлер согласился заключить мир с большевиками, — нет, только с системой, дружественной национал-социализму. Только что услышал сообщение, что пала Одесса.

Наша передовая дивизия стоит всего лишь в 73 километрах от Москвы! Думаю, что нет ни одного среди нас, кто бы не желал конца этой войне и нашему пребыванию в России. Но никто и не верит, что так произойдёт. Все бы уехали отсюда с большой радостью, поскольку тут одни лишения и неслыханные трудности. Никто не представляет, через что тут проходит отдельный человек, со всей этой погодой и испытаниями, что возлагает на него война. Лишь тот, кто сам подобное испытал, может понять, что же это такое, когда часами стоишь в карауле без тёплой одежды (например, без перчаток), с мокрыми ногами, в лесу, где негде укрыться, в мороз, когда нет ничего горячего, чтобы выпить, или, может, с пустым желудком… На сегодня прощай. Надеюсь, следующую годовщину отпразднуем дома и в мире.

Запись в дневнике (Козельск), 18 октября 1941 года.

Особую трудность для нас представляет отсутствие пригодных карт. Так называемые старые русские карты настолько устарели, что почти всё в них неправильно. Там, где якобы лес — там поля, дороги всегда указаны неверно, и половина деревень отсутствует. Иногда удаётся захватить трофейные карты, и вот эти куда, куда лучше, чем наши немецкие масштаба 1:100,000 — они чёткие, понятные, свежие. Но на сегодня у нас их нет, поэтому мы полуслепые. Ландшафт сильно изменился. После низин пошли холмы, и очень бодрые. Теперь ещё труднее заезжать и съезжать по ним и по этой глине вокруг.

Запись в дневнике (Козельск), 19 октября 1941 года.

Весь день лил дождь. Снабжение больше не доходит, потому что каждый автомобиль застревает. Даже командованию корпуса урезали хлебный паёк. Мы нашли в городе муку и начали выпекать собственный хлеб на колхозной пекарне. Теперь мы приписаны к танковой группе Гудериана. Она стоит в Орле. Мы не очень рады своему уходу из 2-й армии, поскольку танкистам мы как пятое колесо. Учитывая сегодняшние условия и принимая во внимание расстояния, мы их просто не догоним. 2-й армии тоже жаль с нами расставаться. Когда я сообщил о своём уходе по телефону, генерал-полковник [фон Вейхс] сердечно поблагодарил и отметил «великие свершения», которых достиг корпус. Ещё мы не хотим уходить из 2-й армии потому что они всегда нас поддерживали наилучшим образом.

Отчёт семье (Козельск), 23 октября 1941 года.

Пишу из козельских казарм. Сообщить это я вам могу потому что, учитывая сегодняшние сроки доставки почты, пройдут недели, прежде чем письмо до вас дойдёт. После того как сопротивление красных войск западнее и южнее Москвы было сломлено, на защиту России встала природа. Температура от -3 до -8 и лёгкий снегопад, который начался в конце сентября, превратились в дождь несколько дней назад.

Так что наши возможные манёвры сильно ограничены, как это покажет пример: грузовик 36 часов пробирался по дистанции в 35 километров. Все были восхищены, что он вообще доехал. Большая часть колонн увязла в бездонной грязи, в болоте, в дорожных колеях на дороге, рытвины в которой достигают полуметра, что заполнены водой. Грузовики, которые и без того были полусломанные, теперь сломались полностью (запчасти достать невозможно). Бензин, хлеб, овёс — ничто не доезжает.

Конная тяга тоже застряла, орудия невозможно доставить, весь личный состав, пехота или кто угодно, больше продираются сквозь грязь, чем сражаются. Дороги усеяны трупами лошадей и сломанными грузовиками. Опять слышны причитания: так не может продолжаться! И всё же, придётся продолжать, мы должны идти вперёд, пусть даже медленно. Повозки с лошадьми, эти спасатели Великой войны, вновь являются тем средством передвижения, на котором всё держится. Но почти невозможно покрыть 100 или 120 километров к станции снабжения и назад на этих лошадях, что означает то, что мы стоим перед лицом практически неразрешимых проблем.

Так что мы вполне рады, что со вчерашнего дня похолодало и стало ветренее. Надеемся, что хотя бы дороги подсушит. Из-за Черчилля мы потеряли 4 недели, ввязавшись в сербскую кампанию этой весной. Теперь нам не хватает этого месяца, за который мы бы уже в Москве были. По контрасту с ландшафтом, который мы до сих пор наблюдали, калужский регион, куда мы только что прибыли, очень холмист, высоты доходят до 60 метров. Водоток неподвижный, залегает глубоко в земле и является причиной крутых склонов.

Этот народ нельзя мерять нашей меркой. Думаю, лучше и правильнее воспринять эту страну можно лишь приплыв сюда на корабле, оставив родные берега, в отрыве от всего, что нам знакомо и исследовать её как чужой незнакомый континент, а не продираясь по ней пешком как мы.

Они не любят большевизм как таковой. Из-за существующей системы слишком многие потеряли своих родных. Все живут в постоянном страхе и под гнётом слежки. Крестьяне хотят получить обратно свою землю. Старики тоскуют по своей церкви (в Чернигове я сам видел старушку, что благодарила нас, что может снова посещать церковную службу). Все остальные думают, что их экономическое положение слишком плохое. У большевизма тут друзей нет. Но и уничтожить его своими силами Россия уже не может. — А даже если мы создадим правительство на оккупированных территориях, что будет на тех, что не заняты? Никто не может ответить. В качестве ответа просто известно пожимают плечами и произносят: Nitschewo. Никто не знает, как всё будет. В ставке фюрера, наверное, есть свои планы в этом смысле. Я и сам не знаю, что будет. За время боёв русский продемонстрировал совершенно непредсказуемое поведение.

Сегодня к нам перешёл капитан верхом на лошади и сказал, что недисциплинированность и хаос достигли такого масштаба, что он решил покинуть этот дурдом. Это значит, что они действительно движутся к кризису, большие потери в живой силе и снаряжении начинают давать о себе знать, что заставляет русских посылать на фронт необученных призывников, у которых нет ни солдатской воли, ни воспитания.

Но стоит отметить, что так не везде. На десятки тысяч плохих есть тысячи хороших красноармейцев, и они даже сейчас оказывают упорное сопротивление и, как с этим вчера столкнулась одна из наших дивизий, идут в контратаку; исход боя был для нас неудачен, и мы понесли тяжёлые потери. По возможности, первейшим делом является уничтожение остатков их войск, что до сих пор сопротивляются, и сделать это надо до наступления зимы, дабы предотвратить реорганизацию русской армии в зимние месяцы. Пока что выполнению этой задачи мешают всё ещё сильные и невыбитые соединения в северном секторе русского фронта, и, наконец, сильная и хорошо обмундированная Дальневосточная армия под Владивостоком. Сколько там уже заняли японцы и как далеко пойдут, я не знаю. Таким образом, мы всё больше фокусируем своё внимание на ближайших зимних месяцах, которых мы ждём с неприятным чувством. Повезло тем соединениям, которых отведут и применят где-нибудь ещё. Это точно не про нас!

Читай продолжение на следующей странице
AesliB