Нет в русской литературе писателя более загадочного, более скрытого в себе, как в раковине, чем Михаил Михайлович Пришвин, творец живого русского слова, как понимали это ещё при его жизни, а ныне стараются не вспоминать именно по этой причине: он писатель слишком русский, слишком корневой, менее всего западный, «цивилизованный», в том представлении о цивилизации, что распространено сейчас.
Обычно Пришвина представляют как писателя детского, ставят его на один уровень с Бианки, или сравнивают с Паустовским. Всё это есть у него, мы все в детстве читали «Кладовую солнца», поражались удивительному проникновению автора в жизнь каждой лесной былинки, пичуги, дерева. Тайная жизнь леса, болот, лесных зверей, птиц – всё это пронизано солнцем, и через солнце связано с космосом, со всей Вселенной.
И на этом фоне существует у Пришвина человек, и этот человек – тоже часть этого живого мира, он не выбивается из жизни природы, даже если противостоит ей, даже если преобразует её, нарушая естественность дебрей, скал, рек…
Человек у Пришвина – это тоже явление стихийное, он так же, как живая природа, подчиняется неким неосознанным законам, действующим в обществе, как и в природе.
Эта стихийность поведения людей, больших масс, направленных волей высшей власти на преобразование природы, очень отчётливо звучит в повести «Осударева дорога», написанной Пришвиным в 30-е годы XX века, когда писатель побывал на строительстве Беломорско-Балтийского канала, который, как известно, строили «каналоармейцы» – так называли заключённых северных лагерей, расположенных по трассе строящегося канала.
«Скандинавский ледник своей чудовищной силой, сползая, растирал скалы, но были такие скалы первозданных пород, что и ледник, упираясь в них, свертывал с прямого пути. Инженеры не останавливались и перед такими скалами и тонким стальным перышком на плане проводили свою прямую красную черту через скалы, недоступные даже силе сползавшего льда.
…Когда вся мысль эта была заключена тонким стальным пером на белой бумаге и проект утвержден, имеющий власть над природой произнес свой новый приказ:
– Бросить всех людей на скалу!
Двинулись массы людей на скалу, но лес нужен был на все время стройки канала, и специально лесные работники при общем приказе, конечно, остались на местах. Куприяныч по-прежнему спокойно, не делая никаких лишних усилий, работал и только изредка поглядывал на фаланги проходящих с песнями и знаменами каналоармейцев; они шли на войну со скалой…».
Странная стихийность всего происходящего изумляет глядящих на это действо местных жителей – старика Куприяныча и мальчика Зуйка, и рождает у последнего естественный вопрос:
«– Скажи, Куприяныч, откуда взялась эта сила такая. – скажет: «Все на скалу!» – и все, гляди вон, как идут. А мы с тобой скажем – и нас никто не послушает.
– Нас, конечно, не послушаются, – ответил Куприяныч и воткнул топор в дерево.– А на что тебе нужно это, чтобы все тебя слушались? Раз уже тебе дали по уху – хочешь по другому?
… Зуек не отстал. В голове его непрерывным потоком носились разные вопросы.
– Вот ветер, – спрашивает он, – это сила?
– Конечно, сила: вертит мельницу, валит деревья.
– И огонь и вода – все это сила? А что это: один приказал – и все пошли на скалу?
– Уй ли! – воскликнул Куприяныч…».
Тут кажется, Пришвин своим чутьём писателя-философа нащупал очень важный вывод: народ воспринимает насилие, творимое властями, как некую стихийную силу, подобную ветру или землетрясению. От неё не спрячешься, её не избегнешь и народ вырабатывает своеобразную философию, позволяющую ему хоть как-то примириться с этой роковой силой, внушить себе, что, в конце концов, ветер ведь не только деревья валит, но и мельницу крутит. А сам народ отстраняется от насилия, от этой власти принуждения, говоря: «А на что это тебе, чтобы тебя все слушались?».
Михаил Михайлович Пришвин прожил большую и сложную жизнь, и случалось ему идти поперёк ветру времени, вступать в нешуточные «контры» с различными властями и в старой, и в новой России, из которых он выходил с тяжкими ранами на сердце, но окрепший духом и волей.
Это началось у него ещё с гимназии в Ельце, городе, близ которого, в имении Хрущёво-Лёвшино, он родился 4 февраля (по новому стилю) 1873 года. Появился он на свет в семье своего богатого отца – помещика Михаила Дмитриевича Пришвина, конезаводчика и садовода. Михаил был уже пятым ребёнком в семье, и неожиданное разорение его отца, крупно проигравшегося в карты, а потом и ранняя его смерть, вынудили будущего писателя бросить гимназию в Ельце и уехать в Тюмень, к своему дяде по матери, состоятельному промышленнику. Там, в Тюмени, он окончил реальное училище (по советским меркам – техникум, а ныне его назвали бы колледжем), и ему светила судьба наследника своего дяди, у которого не было детей, то есть вполне зажиточная купеческая жизнь. Но не тут-то было! Характер у молодого Пришвина был довольно крутой и свободолюбивый. Он и в Елецкой гимназии постоянно спорил с учителями, и дядю своего тоже не послушался – уехал в Ригу, поступил в политехникум, одновременно наладив связи с местными марксистами.
