Тайны полета Юрия Гагарина

О первом полёте в космос нашего соотечественника Юрия Гагарина известно, казалось бы, всё: об этом написаны тысячи книг, сняты сотни фильмов. Однако многим ли известно, что Юрий Гагарин был в шаге от катастрофы? А как он приземлялся: в спускаемой капсуле или на индивидуальном парашюте? Рассекреченные документы, в первую очередь – технический отчёт Юрия Гагарина, дают возможность перелистать неизвестные страницы известного на весь мир полёта.

Степень риска

Подвиг Юрия Гагарина и последующих советских космонавтов, на мой взгляд, значительно принижен в результате так называемой «лакировочной пропаганды», проводимой в те годы якобы для поднятия авторитета нашей космонавтики. Цензоры не позволяли журналистам рассказывать о трудностях, неудачах, чрезвычайных происшествиях в ходе выполнения космических программ. Официально признавались только те неудачи, которые скрыть было просто невозможно. Кроме вреда из этого ничего не вышло. Получалось, что настоящие герои — не у нас, а там, за океаном. Мужественные, бесстрашные американские парни борются в космосе с трудностями, всевозможными поломками и с честью выходят из любой ситуации. А у нас полеты — просто приятные прогулки.

Так произошло и с Гагариным. В прессе утверждалось, что полёт был предварительно отработан до мелочей, не представлял никакого риска, и прошёл он как по маслу. Сегодня известно, что всё было далеко не так.

Начну с того, что до полета Гагарина произошло несколько крупных катастроф с тяжелейшими последствиями. Одна из ракет взорвалась в 1960-м на стартовой площадке, что стоило жизни главкому Ракетных войск стратегического назначения маршалу Митрофану Неделину и большой группе специалистов-ракетчиков. Завершились неудачей два из семи полетов непилотируемых кораблей «Восток». В первом случае спускаемый аппарат остался на орбите, во втором — сгорел на обратном пути вместе с подопытными животными. Правда, два последних мартовских полета были успешными. Более того, 25 марта успешно прошло катапультирование и приземление на парашюте манекена, имитировавшего экипированного космонавта.

По техническим критериям, ракета считается надежной, если подряд было не менее восьми успешных запусков. Но по отношению к кораблю «Восток» этот стандарт явно не выдерживался. Всего три удачных полета из семи попыток — этого, конечно, было явно мало. Но американцы тоже готовили пилотируемый полет — вдруг обгонят? 29 марта (всего через четыре дня после завершения третьего удачного испытания) главный конструктор Сергей Королев, докладывая Военно-промышленной комиссии Совета Министров СССР, предложил, не мешкая, отправить на орбиту первого человека в корабле «Восток». 3 апреля окончательное решение было принято на заседании президиума ЦК КПСС, которое вел Никита Хрущев.

«Конечно, специалисты понимали степень риска, — считает один из наиболее информированных экспертов в области пилотируемой космонавтики Виталий Головачев. — Не только надежность техники волновала их. Не менее важным был вопрос, сохранит ли космонавт работоспособность в условиях полуторачасовой невесомости, эмоционального напряжения, «пребывания один на один со Вселенной». Некоторые специалисты, в том числе и весьма авторитетные, говорили о возможности помутнения рассудка космонавта. Конструкторы выбрали такую схему, при которой корабль должен был совершить полет полностью в автоматическом режиме. Пилоту вообще не требовалось прикасаться к ручкам системы управления. Но как быть в случае отказа аппаратуры? Тут, понятно, пилот должен взять управление на себя. Для этого ему требовалось доказать, что он в ясном уме и твердой памяти. Система управления кораблем была «закрыта» от него кодовым замком. Космонавту необходимо было достать из бортовой документации запечатанный конверт, вскрыть его, прочитать код, состоящий из трех цифр, — 125, и набрать их на пульте. Только тогда включалось питание в системе ручного управления. В стремлении максимально подстраховаться конструкторы пошли еще дальше. По их замыслу, даже если бы отказал тормозной двигатель, все равно корабль должен был сам вернуться на Землю через 5-7 суток. Орбита специально выбиралась очень низкой с таким расчетом, чтобы «Восток», задевая верхнюю атмосферу, постепенно замедляя скорость, вошел в плотные слои и совершил баллистический спуск. Правда, корабль при этом мог сесть и в океане, и в горах Южной Америки, и в Казахстане… Но все-таки «Восток» должен был вернуться в течение недели. Однако после старта стало ясно, что на этот аварийный вариант рассчитывать уже не приходится. Из-за ошибки прибора, измерявшего скорость, траектория «Востока» в апогее оказалась на 40 километров выше расчетной. И при отказе тормозного двигателя спуск корабля на Землю с такой высоты произошел бы только через 15-20 суток. Система жизнеобеспечения не была рассчитана на столь длительный срок. Иными словами, при таком варианте у Юрия Гагарина не оставалось ни одного шанса на спасение».

Опасности на старте

Гигантские риски представлял в ту пору сам старт, начиная с того момента, когда Гагарин занял место в кабине. Самый ответственный этап — предстартовый отсчет времени и первые секунды подъема. В случае возникновения аварии на этом этапе (например, пожара в ракете) Гагарину предстояло катапультироваться на высоте всего несколько десятков метров. Риск был бы огромный: космонавт должен приземлиться рядом с еще не стартовавшей (или немного поднявшейся и рухнувшей) ракетой, взрыв которой, скорее всего, уничтожил бы и его, и спасателей.

Забегая далеко вперёд, замечу, что на смену «Востокам» пришел корабль «Союз», оснащенный специальной системой аварийного спасения (САС). И эта система действительно спасла жизнь двум космонавтам. 26 сентября 1983 года за несколько секунд до старта загорелась ракета-носитель. В ее головной части, в корабле «Союз», находились Геннадий Стрекалов и Владимир Титов. Мгновенно включились двигатели САС, расположенные на вершине ракеты. Они подняли кабину с космонавтами ввысь и отвели спускаемый аппарат в сторону. Затем кабина плавно опустилась на достаточном удалении от пылающей ракеты. Страшно подумать, что было бы в подобной ситуации с Гагариным. Но, слава Богу, старт прошёл штатно.

Нештатное торможение

Полёт проходил в целом нормально, хотя если вникнуть, то, несомненно, в крайне жёстких условиях. При наборе скорости перегрузки возросли до 4 единиц (вес Гагарина при этом увеличился с 70 почти до 300 килограммов). Специалисты, следившие за физическим состоянием пилота, зафиксировали, что его пульс участился с обычных 64 ударов в минуту до 150. Когда корабль вышел на околоземную орбиту, скорость достигла 28 260 км/час/. Так быстро еще никто не летал. Предыдущий рекорд на ракетоплане — 4675 км/час. Впервые Гагарин испытал явление реальной невесомости. Всё это не могло не давить на психику. Но первый космонавт крепко держал себя в руках. Все 90 минут полёта он не только отвечал на вопросы специалистов ЦУПа, но и вёл бортовой журнал. Он писал, находясь в скафандре, не снимая гермоперчаток, обыкновенным графитным карандашом, чётко фиксируя всё, что видел и слышал. Стиль и почерк были идеальны, что свидетельствовало о спокойствии, уверенности космонавта и отсутствии в его душе малейшего страха.

Проблемы начались на завершающем этапе. Вот как писал об этом впоследствии Гагарин в техническом отчёте: «В точно заданное время прошла… команда. Я почувствовал, как заработала ТДУ (тормозная двигательная установка – С.Т.). Через конструкцию ощущался небольшой шум. Я засек время включения ТДУ. Включение произошло резко. Время работы ТДУ составило точно 40 секунд. Как только выключилась ТДУ, произошел резкий толчок, и корабль начал вращаться вокруг своих осей с очень большой скоростью. Скорость вращения была градусов около 30 в секунду, не меньше. Все кружилось. То вижу Африку (над Африкой произошло это), то горизонт, то небо. Только успевал закрываться от солнца, чтобы свет не падал в глаза. Я поставил ноги к иллюминатору, но не закрывал шторки. Мне было интересно самому, что происходит. Разделения нет. Я знал, что, по расчету, это должно было произойти через 10—12 секунд после выключения ТДУ. По моим ощущениям, больше прошло времени, но разделения нет… Я решил, что тут не всё в порядке. Засек по часам время. Прошло минуты две, а разделения нет. Доложил по КВ-каналу, что ТДУ сработала нормально. Прикинул, что всё-таки сяду, тут еще всё-таки тысяч шесть километров есть до Советского Союза. Потом тысяч восемь километров до Дальнего Востока. Где-нибудь сяду. Шум не стоит поднимать. По телефону, правда, я доложил, что ТДУ сработала нормально, и доложил, что разделения не произошло. Как мне показалось, обстановка не аварийная, ключом я доложил: «ВН» — всё нормально. Лечу, смотрю — северный берег Африки, Средиземное море, всё чётко видно. Всё колесом крутится — голова, ноги. В 10 часов 25 минут 57 секунд должно быть разделение, а произошло в 10 часов 35 минут».

Как потом выяснили специалисты, Гагарину крупно везло. При спуске температура поверхности корабля настолько повысилась, что кабели сгорели, модули разделились, и угроза катастрофы миновала.

Из технического отчета Гагарина: «Разделение я резко почувствовал. Такой хлопок, затем толчок, вращение продолжалось. Все индексы на пульте погасли. Включилась только одна надпись «Приготовиться к катапультированию». Затем чувствуется, начинается торможение, какой-то слабый зуд по конструкции идет, это заметил, поставил ноги на кресло… Здесь я уже занял позу для катапультирования, сижу — жду. Начинается замедление вращения корабля, причем по всем трем осям. Корабль стало колебать примерно на 90 градусов вправо и влево. Полного оборота не совершалось. По другой оси также колебательные движения с замедлением. В это время иллюминатор «Взор» был закрыт шторкой, но вот по краям этой шторки появляется такой ярко-багровый свет. Такой же багровый свет наблюдал и в маленькое отверстие в правом иллюминаторе». (Это означало, что корабль вошел в плотные слои атмосферы. Его наружная оболочка быстро накалилась, и сквозь шторки, прикрывающие иллюминаторы, Гагарин увидел жутковатый багровый отсвет пламени, бушующего вокруг корабля. – С.Т.). «Невесомость исчезла, нарастающие перегрузки со страшной силой прижали его к креслу. Они были значительнее, чем при взлете, почти 10 единиц. Корабль опять завращало».

Игры вокруг приземления

Советские СМИ тогда сообщили о том, что спускаемый аппарат с первым космонавтом Земли приземлился в 10:55:34 по московскому времени в заданном районе СССР. Между тем десятки сельчан в Саратовской области видели приземлившегося на пашне космонавта с ярким парашютом. Очевидцы рассказывали об этом журналистам, дозвонившимся до Смеловского сельсовета. Но цензоры вымарывали из газетных репортажей такие «недозволенные подробности». В чем же дело?

По мнению эксперта в области пилотируемой космонавтики полковника Анатолия Докучаева, дело в том, что в дальнейшем космонавты должны были приземляться в спускаемом аппарате. С Гагариным решили подстраховаться. Конструкторы сочли, что приземление внутри спускаемого аппарата будет слишком жестким (12 метров в секунду), и избрали, как им казалось, более безопасный способ посадки (парашютная скорость — всего 5 метров в секунду). И потом, видимо, по мнению руководителей советской космонавтики, посадка вне корабля, предусмотренная программой полета, как бы принижала конструкторскую мысль. Хотя в чем тут принижение? Американцы смогли повторить орбитальный полет лишь 20 февраля 1962 года. Джон Гленн приводнился в океане, что, кстати, технически много проще. Так или иначе, а для Гагарина катапультирование и спуск на парашюте были еще одним испытанием воли и мужества. Он его блестяще выдержал.

Из технического отчёта Гагарина: «На высоте примерно около 7000 метров происходит отстрел крышки люка № 1: хлопок — и ушла крышка люка. Я сижу и думаю, не я ли катапультировался? Так тихонько голову кверху повернул, и в этот момент выстрел — и я катапультировался — быстро, хорошо, мягко, ничем не стукнулся. Вылетел с креслом. Смотрю, ввелся в действие стабилизирующий парашют. На кресле сел как на стуле. Сидеть на нем удобно, очень хорошо, и вращает в правую сторону.

Я сразу увидел: река большая — Волга. Думаю, что здесь больше других рек таких нет, — значит, Волга. Потом смотрю, что-то вроде города, на одном берегу большой город и на другом значительный. Думаю, что-то вроде знакомое. Катапультирование произошло над берегом, по-моему, приблизительно около километра. Ну, думаю, очевидно, ветерок сейчас меня потащит туда, буду приводняться. Отцепляется стабилизирующий, вводится в действие основной парашют — и тут мягко так, я ничего даже не заметил, стащило. Кресло ушло от меня, вниз пошло. Я стал спускаться на основном парашюте… Думаю, наверное, Саратов здесь, в Саратове приземляюсь. Затем раскрылся запасной парашют, раскрылся и повис вниз, он не открылся, произошло просто открытие ранца… Тут слой облачков был, в облачке поддуло немножко, раскрылся второй парашют, наполнился, и на двух парашютах дальше я спускался…»

Два раскрытых парашюта — это опасно, очень опасно. Но беда, как говорится, не приходит одна. Не открылся клапан подачи воздуха для дыхания. Вновь слово Гагарину: «Трудно было с открытием клапана дыхания в воздухе, получилась такая вещь, что этот клапан, когда одевали, попал под демаскирующую оболочку … минут шесть я всё старался его достать. Но потом взял расстегнул демаскирующую оболочку, с помощью зеркала вытащил этот самый тросик и открыл его нормально».

Весь полет был риском, цена риска — жизнь. Гагарин рисковал ради славы своей страны. Ради продвижения человечества по пути прогресса. Ради того, наконец, чтобы встретиться с космосом и рассказать землянам о нем. И счастье улыбнулось ему. Он остался в живых и поведал миру о величайшем свершении.

автор: Сергей Турченко

источник: rosgeroika.ru

AesliB